Софья Суркова

Лазурь и злые духи

Подготовка публикации: Никита Сунгатов

В новейшей молодой поэзии есть две тенденции, которые видятся мне очень важными и которые тесно связаны друг с другом, — это: а) поворот к крупной форме, о котором писал в прошлом году Роман Осминкин; б) полистилистичность, использование в пределах одного поэтического текста элементов, привычно относимых к разным, (как бы) несовместимым поэтическим стилистикам, конвенциям и идеологиям.

Этому есть несколько объяснений. Прежде всего — отказ от бинарности, разумеется, многократно заявленный и прежде, но, кажется, последовательно реализуемый именно в поэзии последних трёх лет (и прописанный в манифесте журнала «Флаги», к кругу которого принадлежит Софья Суркова): прежде всего отказ от докучной оппозиции «социального» и «метафизического», но и — следуя за текстом того же манифеста — «традиционного» и «новаторского», и (добавим уже от себя) имманентного и трансцендентного.

Если критическая поэзия 2010-х (в первую очередь — автор_ки, ассоциирующиеся с «поколением [Транслит]») акцентировала сбои в готовых дискурсах (политических, этических, художественных), то поэзия начала 2020-х, кажется, сосредоточена вообще не на сбоях и точно не на (само)критике, но на выстраивании такой позиции, где разные дискурсы и языки будут не враждовать, а непротиворечиво дополнять друг друга. Визионерская феминистская поэзия Кати Сим (центон из стихов Галины Рымбу и Александра Уланова читается как программный в отношении её метода текст); полилингвальные стихи Софии Камилл — особенно P Y C C K O R 3 ь1 4 H ь1 U W n u o H; диффузирующие современные и архаичные жанры в адском вареве опыты Аристарха Месропяна — некоторые из самых ярких примеров новейшего письма.

Конечно, многоязычность и способность (вос)принимать разное — редакторская/кураторская ставка уже альманаха «Вавилон» и возникшего вокруг него сообщества, да и название журнала «Флаги», отсылающее к каноническому школьному примеру метонимии из Пушкина, намекает на радикальное гостеприимство. Мы также знаем автор_ок, мастерски владеющих разными стратегиями письма и ловко переключающихся между ними — можно назвать Александра Скидана, Вадима Банникова или Галину Рымбу, — но новое, что возникает сегодня и что особенно наглядно в поэме Софьи Сурковой, — это способность непротиворечиво комбинировать элементы разных поэтик, создавать из них единое цельное полотно не в пределах кураторского или авторского проекта, а внутри одного отдельного большого текста. Здесь — в поэме Сурковой — встречаются квазималоязыковая заумь à la Наталья Михалева и использование языков лингвистики и аналитической философии в духе language school; напоминающие о Герчикове отсылки к популярной культуре и упоминания друзей-поэтов из ближнего круга и напоминающее о Таврове письмо, материализующее фундаментальные метафизические понятия; элементы прямого высказывания и прямого называния вещей и многоуровневые образы, выстроенные по принципу метаболы; аллюзии на Маркеса и субкультурные мемы. И неслучайно выбран жанр поэмы (это дополнительно объясняет новейший интерес к крупной форме): для того, чтобы разместить столь много разного в одном пространстве, этого самого пространства требуется много — можно вспомнить «The Cantos» Эзры Паунда, канонический пример текста, сталкивающего языки разных культур и цивилизаций.

У этой полиязыковой, полистилистической игры есть и ещё одна ставка. В уже давнем эссе Кирилл Медведев определял новаторского поэта как того, кто созданием нового языка формирует новую, прежде не существовавшую группу людей, того, кто организует символический порядок для возникновения нового сообщества. Если следовать этой логике, то смешение разных языков — алхимический акт по (вос)созданию сообщества, которому принадлежат носители разных культурных и социальных кодов; универсального пространства, в котором они могут бесконфликтно общаться друг с другом; реализация грёзы о мире, одновременно о мире как о полноте бытия, где ни одно его измерение не осталось забыто, и мире как прекращении войн и противоречий. (Здесь ещё один признак современности — усталость от местечковых «литературных войн», «борьбы за дефиниции»; тех войн, что больше похожи на вариант role-playing games, чем на местную версию cultural wars; отказ подчиняться неписанным правилам, декларирующим необходимость противопоставить себя кому-то/чему-то и занять непротиворечивую позицию, чтобы быть услышанн_ой.)

Чудо поэзии, если оно есть, — в том, что она — не как локальная практика, а как совокупность множества языков — позволяет научиться мышлению другого, буквально поставить себя на «чужое место», через язык проникнуть в недоступный себе опыт, обрести, наконец, ангелическую способность свободно перемещаться между разными измерениями.

ЛАЗУРЬ И ЗЛЫЕ ДУХИ

Не уничтожить душу, ибо
Вечно правление царя на свете.

Ф. Гёльдерлин

I.

Душа моя,
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
будет восемь,
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
душа моя!
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
будет восемь,
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
душа моя
плавает
тину сбирает спиною

среди
рыбки в лодках
плавают

в пазухах
кошки и мёртвые кошки
с предельно искренней пёсьей челюстью
плавают

вымокнуто
безгрие

снёт душа моя

и бредёт печальна
как овечка

Привет, я не могу сказать, где (расположилась) твоя шерсть.

она жаждет выпадений
она еле понимает о чём говорит:

‘мёд бы́лтаг
ёмок

ё мёд
мок

мёдёмок
ёмёдмок

мё́дык

в ско́мках’

Я спрошу потом

— осве до
ми меня
пустоцвет белёс-пустоцвет,
зачем речь души настолько трапециевидная?
что в этих скважинах
(речи)?

Кивает белёс-пустоцвет и толко́вает:

— Ах, душа
ни на секунду не перестаёт оплакивать,
оттого и вспотевшие плоды
её обусловленности — шестигранник (речи). Широк,
как широка двуголовая тыква; и сомнительны эти головы,
как размыкающиеся старухи.
Вот овечка-душа,
у неё глаза голубые
точь в точь небо

(это резонно)

овечка твердит значит прочит
она цедит — полагает
но станет посвящать,
уверять не станет
за верять не станет —

рёк пустоцвет

с радостью и гордостью.



II.

Душа моя,
твоё сиреневое лицо было из-за
темно́т языко́мого
там мать-и-мачеха

знать слово/
правда вчера
/в ответ
пора/
с чего вдруг

овечка-душа
лазурь-овечка
овечка Лазурь
её так зовут

я возьму Лазурь на руки
так чтобы никогда не познать её
но обещать будущее в разы легче чем делать настоящее

овечка высло́вывает

и на этот раз
её речь для меня знакомая

в ней есть грамматический род
и жизнь солнца

‘Почему у тебя не три руки?
одна рука лежала бы у меня на лице
вторая на животе
а третья на голове
в трёх руках я бы стала большая земля
не
зримая на берегу’

вот разумение
оглашённое Лазурью
после вопроса о трёх руках

‘я изложу вовсе не рассказ о болезни
но
я излагаю —
и каждый эвкалипт дрожит
даже он, огромный
дрожит
эвкалипт посмотрит послушает и думает
как хорошо (что)
я не верю ни единому твоему слову’

погодя

‘это мои раны а потому я могу сыпать на них соль



а с тебя пиво



и тысячи грифонов
в жертву злым духам’

что удалось узнать
о злых духах
из рассказа овечки

<…> у злых духов вместо сердца камень ночами они мучили самых маленьких ежей и яро ненавидели достоевского! <…> каждый следующий злой дух инициировался когда умирал другой; и тогда предшедший д(ух) был перепутан и спрофанирован, предстоящий д(ух) устремлялся к выбиванию мифа как отслужившего, ведь новый д(ух) мог быть свободен только вне деяния прошлого д(уха) <…>

овечка Лазурь
помнит
подлинность атрибуции



и скобяное нищенство былых злых д(ухов)
всё ещё
в петле её желудка



III.

душа моя
однажды
влюбилась в девушку
прочитавшую Rap God наизусть
(даже быструю часть)
не отставая от эминема

однажды
влюбилась в пластиковую
русалку-барби
с прорезиненным хвостом

однажды
пришла ещё девушка
очень большеглазая
в отсутствии
внутреннего убеждения
обречённая на духовные категории
души не чает?

Я всегда знаю, (если) ты ехала в этом лифте
в нём что-то более тебя



agalma

давным давно
уве́ч е на французская фаворитка
в ней не наличествует превосходящее
её саму
— уничтожить отсутствие большего чем она есть в себе как реальность
уничтожить отсутствие как реальность
в реальном нет отсутствия
оно невозможно

agalma*

* каменное изв
аяние поднош
ение божеству

agalma

– нехватка увязок языкомого звучания славы
статуя

вот максима души моей
бо́льшая чем она сама

‘будь готова для двух добродетелей
i. уйти на войну
в осину, триаду, узлы
в Саваоф
(или Цеваот) (переводится как войска)
ii. проводить на войну
поменять
своё веретено на меч
тебе
для войны
чтоб с войны ждать
и ждать’

расположены добродетели
i. и ii.
как во время богослужений
певчие — справа и слева на
возвышениях перед алтарём, словно хоры ангелов ⟩ этический клирос

это сферическая андрогинность обоюдно
приближается



IV.

Душа моя,
ты выше того, что с тобой происходит

Лазурь мо́лвует, и
язык её не принадлежит ни матери ни отцу
и она забыла имя отца
и никто не играет фигуру отца
в спектаклях

её язык

‘не де яни е не зде ству ет
незд ует е дей н яс и енев
незд еневет
ясду е н йе
здне евет
девет е
зве’ заместит богословие.

отсрочка означивания есть
непрерывная метонимия
ей присуща
упрямая письменность
безотчётная и
редуцируемая
вплоть до крытой последовательности
конечных элементов —
прямо к их дифференциации

всемогущие различия языка
всемогущие различия языка

Подлинность нахождения в душе моей
незъятой овечки и
души моей в незъятой овечке не познать но

это истинно
оттого что прекрасно и прекрасно
потому как истинно

yada*

*глагол в древнеевре
йском пер. — познать

как содомляне познали ангелов

yada

злые духи
обошлись так
с красотой Лазури —
души моей

идеал содомский
идеал содомский

в спасении Лазури —
алгоритм
реинтеграции собственной истории



V.

Душа моя,
гром не грянет
больше никогда

грохот и молнии были
пока был враждебный мир
и вместе с ним исчезли

ещё в том мире
была математика
крики
слепота
злые духи
и разные траблы

я спрошу Лазурь
рассказать
обо всех злых духах
по очереди

в её шерсть (положился) допотопный кувшин –
верный способ
прознать враждебный мир
и овечка знако́мает
меня с тем как было:

‘ я фанатична
оттиском на кувшин
нанесены
один за другим
злые духи
в каком порядке вы́клевали меня;
я ходила тогда в расстроенных чувствах
на моих глазах
рассекались суставы
господствующей мысли —
такая была
напасть! первого духа
Он лежал в темноте в о д е я л е у т р о б е
и всё становилось невмоготу
и лишалось;

Страх бесконечности! настиг меня
с приходом второго духа;

Третий злой дух
был светел!
светлы его предполагаемые касания
о
мой
прямой
позвоночник
что (с)бывают(ся) в лишь потенции
и я вдруг не чувствовала равновесия

супер странный вирт;

Учёные осы шагали
следом!
за четвёртым из духов
тот
звался бу́кварь
голосил

на атомарном уровне

учёные осы осваивали его
симбиотический говор
малковатый даже для насекомых

учёные осы поместили
симбиотический говор
четвёртого злого духа
в книгу

а́звука —

учение ос о говоре четвёртого духа

по а́звуке я наловчилась
речева́ть сква́жисто: «мё́дык»

и я ни на секунду не перестаю оплакивать
учёных ос — переносчиц промежуточного языка, посредниц бу́кваря;

Пятый злой дух
был пародийный облик! той
кем я хочу быть

пустите меня к воде я её боюсь;

Шестой
дух божка!
лживой смерти
разыскал Морфея и (чревато)

остался в объятиях титана
спать все дни до конца мира;

Седьмой злой дух
взял с меня зарок! не играть
в известном смысле с огнём и

не отделять твои спины от лодок;

Проклятье восьмого духа —

гибнут эротики!

рассудок духа
завязан на идее блага
и слеп к своим началам
ему не присуща
элитарность но
уподобление его
центра тяжести
яблокам lĭbīdo есть
способность
породить миф, т. е.
создавать, т. е.
dēmiourgṓ ’

– рекла́ Лазурь

с романтическим придыханием.



я держу Лазурь на руках
(и не познав)
обращаюсь к ней:

– Душа моя,
гром больше не грянет

погодка блеск
люблю бога внутри тебя



VI.

Душа моя,
ты умела замораживать воду
вспомни об этом

но сейчас звучит горячий камень

горячим камнем

существует под южноафриканское техно
одомашненный огонь и

душа моя оправилась от удара.

Юркая, кручеатая беглянка —
речное божество
разговаривает не так как я
так гова́ривает
(так рождаются те кто убивал)
«кавалерия приказ судак
я беременна тройней —
чтобы родить я рубила ветки
и топтала
я была как Данте
логикой (своего) фантазма
и просто поглощала;
Артемий Стариков на самом деле бирюзовый квадрат
веришь мне? Если ты мне не веришь
пусть меня съедят деревья» — клацает речное божество
и на этом заканчивает

«бирюзовый квадрат, увенчанный» —
замечаю

душа моя
обещала
мол мы напишем великие стихи
и никогда не умрём
а если
в конце концов окажется
что никто из нас не гений
что та трёхпалая жаба
принадлежала всегда
красному и фиолетовому
и никогда мне1

Выколоть бы себе глаза
за эту смежную интонацию!

_____________________________________

1 разделённое сознание и объединённое есть суть одно и то же



VII.

душа моя
пошла искать зубы
давно умерших рыб
мы воткнём эти зубы в стены
и у нас будут
зубастые стены.

Я написала бы огромную силлабо-тонику про любовь
хотя вот мастурбация
и в таком далеке́ гранит,
краденный с твербуля —
пока Ребека ест землю
он будет мне надгробной плитой.
Где беглянка там и беженец —
удивительный ангел
из-за всяких фобий
он прячется за воротом у солнца,
но вышел — недоразумевает
титаны и инди кидс
человечество построило органы и самолёт
на что ещё способно железо?!

Удивительный ангел унёс с собой
всё разноразное, потрясения:
шаровые молнии, трагическую вину,
Гиперборею, казни и самолюбие
Он не лукавил: где мне советчица?
я бы бросилась в ноги и сказала
мастер научи



Душа моя,
вот я

Софья Суркова

Поэтка и прозаэсса. Родилась в 1999 году в Московской области, с 2017 г. – студентка Литературного института. Публиковалась в журналах «Флаги», «Ф-письмо», «Волга», «TextOnly», «Цирк «Олимп»», «Лиterraтура», «Парадигма», в арт-дайджесте Soloneba, на «полутонах». Переводила стихотворения Чарльза Симика для сборника «Открыто допоздна» («Полифем», 2021). Шорт-лист молодёжной поэтической премии «Цикада» (2021).