Недавно меня заинтересовал греческий миф о возникновении ласточки, соловья и удода. Это миф о Филомеле, которую царь Тирей обманом спрятал в лесной хижине. Там он изнасиловал ее. Филомела была непримиримой, и Тирей отсек ей язык, чтобы она не смогла рассказать никому о его преступлении. Но Филомела нашла способ донести свою историю до сестры — она выткала эпическое полотно и вышивкой изложила события, произошедшие с ней. Прокна получила послание и в праздник Вакха отправилась в лес вместе с другими женщинами. Она освободила сестру. Уже во дворце Прокна убила их общего с Тиреем сына и сама приготовила еду для мужа из его мяса. Когда Тирею была предъявлена голова ребенка, а из-за занавески к нему вышла освобожденная Филомела, он понял, чем он был накормлен и хотел отомстить женщинам. Но в погоне у всех троих начали отрастать крылья, а тело стало оперяться. Так Прокна и Филомела стали соловьем и ласточкой, а Тирей — удодом. Гребень удода с тех пор символизирует царственные доспехи Тирея, а красные пятна на голове и груди ласточек — пятна детской крови. Позже ласточка и соловей потеряли свою принадлежность к прошлым воплощениям, и в поздних источниках Филомела представляется то ласточкой, то соловьем.
В поэзии Филомела, наравне с ласточкой и соловьем, стала символом поэтического голоса. Многие поэты, начиная с Батюшкова и заканчивая Бродским, обращались к этому образу. Возникает вопрос, почему в мужской поэзии символом поэтического духа стала женщина, которую изнасиловали и лишили органа говорения ради сохранения репутации властного мужчины-насильника. Отвечая на этот вопрос, можно уйти в дискурс обличения идеи мужского творчества и мышления о природе поэзии. Но такой разговор переведёт всеобщее внимание к фигуре мужчины-поэта и в очередной раз отдаст женщине функцию инструмента его возвышения.
Я бы хотела писать о Филомеле. Что с ней произошло? Она была заперта в лесной хижине. Многие теоретикессы феминизма и женского письма писали о значении территориально-символического размещения женщин. Тут самое время вспомнить Люс Иригарей и воспользоваться предложенной ею пространственной метафорой, которую она использовала для обозначения места субъекта в дискурсе. Филомела не только вынесена из публичного поля — из города в лес. Она заточена в хижине, ее охраняет войско Тирея, у нее нет ни малейшего шанса вырваться в город. Так она подвергнута двойному исключению. А после изнасилования — тройному. Она грозит Тирею, что расскажет о содеянном им в городе, и тот отрубает её язык, чтобы она не могла ничего рассказать. Интересно, что в «Метаморфозах» Овидия, Филомела обещает, что ее услышат не только люди, но и скалы, и лес, и боги. Сила ее бунта настолько велика, что ее речь может достичь сознания нечеловеческих существ и объектов.
Иригарей говорит о том, что женщина должна отказаться от андроцентричного языка, чтобы прийти к своему собственному языку выражения. Филомела лишена возможности отказа, ее язык насильно отсечен. Но что происходит с языком Филомелы? Овидий пишет:
…Языка лишь остаток трепещет,
Сам же он черной земле продолжает шептать свои песни.
Как извивается хвост у змеи перерубленной — бьется
И умирая, следов госпожи своей ищет напрасно…
Обрубленный язык Филомелы еще шипит на земле. Ярость его настолько сильна, что, даже погибая, он продолжает говорить правду. Недаром Овидий сравнивает язык с шипящей змеей: речь женщины здесь воспринимается как хтоническая, доисторическая, а значит — причастная к созданию мира и находящаяся в контакте со всеми его существами и объектами.
Филомела покидает свою лесную тюрьму, она нашла язык выражения — изобразительный. Язык прикладного искусства всегда считался низким и анонимным и оставался в тени большого искусства и политики. Но этот язык она находит вынужденно; и поэтому Лавинии Шекспира отрубят руки — насильники помнят урок Филомелы.
Казалось бы, чего еще желать — Филомела свободна. Ее сестра, Прокна, верит ей, ведь самым страшным для Филомелы было не то, что она была изнасилована, а то, что это насилие совершил муж ее родной сестры. Такое положение вещей делало Филомелу соперницей Прокны. И Прокна здесь действует в рамках античной этики, но ее действия можно трактовать и с позиции сестринского феминизма. Она кроваво мстит Тирею за свою сестру и его измену.
Однако отсеченный язык Филомелы, уже мертвый, истлевший на земляном полу лесной хижины по-прежнему там. Он не выведен на свет, но он помнит и ждет. И ласточка/соловей должна вернуться за языком, освободить его из-под стражи и снова обрести его, чтобы песня зазвучала и пробудила женщин, скалы и лес.