* * *
Хорошо бы и дальше теперь не путать
смирение
с унынием.
Оконч. 13.08.2021
На полях Жоржа Бернаноса
Побледнела, стала прозрачной
на розово-фиолетовом, пепельном, с погасающими звезда́ми рассвете
робкая,
стыдливая луна правды
и взошло над миром
солнце лжи —
радостное,
производящее посевы из земли и углеводороды из подземелья,
всё утучняющее,
уточняющее
и объясняющее:
всюду происки.
Вот как оно освещает!
Ткёт своим жаром из воздуха
виде́ния
козней
и неизменно превосходящего их процветания
и произрастания плодов земных.
Тех,
кто ищет на небе луну,
называют нынче людьми лунного света.
Над такими принято потешаться.
Пламенеющий жар
сходит
с плазменных экранов, укреплённых над домами
на всех площадях страны,
над всеми помойками и правительственными учреждениями
— и с внезапно проясневшего неба.
Эхнатон,
казнивший многих несогласных и до безумия любивший дочерей,
при всех особенностях
всё-таки поклонялся другому солнцу —
не тому,
что сияет из каждого паспорта,
любого обратит в веру
борьбы с врагами истинной веры,
не тому, что застыло в средоточии неба,
включённого на пустой канал.
30.09.2013
* * *
Когда девочка встала
и Он попросил, чтобы ей дали поесть,
первым делом она, даже не глядя на родителей,
стала звать:
— Келер! Келер!
Родители были несколько скандализированы:
и оттого, что она не позвала никого из них,
и из-за того, что при рабби
показала, что дала собаке эту омерзительную новомодную латинскую кличку,
так что рабби теперь знает,
что ребенок любит все римское,
но делать нечего –
воскресла.
22.12.2017
Центон ночного пробуждения
В России нужно жить долго. Если жить в России долго, рефлексируя на берегу крупной реки, то сначала сможешь увидеть, как мимо тебя по течению проплывет труп твоего врага. Потом — уже против течения — он же, но оживший, с новыми силами и готовый мстить. Потом — по течению — труп другого твоего врага. Потом — он же, но оживший, готовый к мщению и к союзу с первым врагом. Потом — по течению — твой собственный труп. Потом — против течения — ты, но оживший и раздраженно бормочущий себе под нос: «Вэй из мир, опять весь в черемухе овраг».
12–13.05.2016
Мастер-класс
Я люблю Достоевского и Гоголя…
Ян Сатуновский
…Чего и вам желаю,
И вам,
И вам,
Вам, месье,
И вам, мадам!
Игорь Чиннов
Почти пятьдесят лет
я учился быть евреем
и всем вам
советую научиться
быть евреями
это полезный навык
главное
правильная установка
нужно просто научиться работать
с чувством
что ты всегда не ко двору
что твое самоощущение
не совпадает с самоощущением большинства
не лучше не хуже а просто не совпадает
вам ведь это знакомо?
я так и предполагал
welcome to the club
надо просто научиться жить с пониманием
что все твои любимые авторы
например не любят Израиль
и/или осторожно относятся к евреям как таковым
не столько за конкретные действия
сколько за привнесенную извне ассоциацию с начальством и капиталом
Патти Смит
Джудит Батлер
ну эти еще
Гоголь Достоевский Пастернак Соломенные еноты
русская интеллигенция
но ты не перестаешь их любить
нежно и сочувственно
даже восторженно
как жена невменяемого но гениального мужа
стул я починю но зато какой блюз
как струна бесконечно звенит в тумане
главное при этом
не считать себя избранным
3.09.2018
Михаил Бакунин рехнулся[1]
завершим реформы так:
над Кремлем — красный флаг!
завершим реформы так:
Сталин, Берия, ГУЛАГ!
Некоторые из тех, которые двадцать пять лет назад
маршировали по улицам Москвы
в эротически блестящей черной коже
и выкрикивали эти речевки,
сейчас участвуют в тех же демонстрациях, что и я.
Не все,
но некоторые.
Черная кожа — то ли поблекла,
то ли на смену ей пришли куртки из болоньи, немарких цветов.
Когда тех, кто некогда так азартно кричал, винтят полицейские,
они звонят из автозака
в ОВД-Инфо
и сообщают о нарушениях прав человека.
14.10.2019
[1]Песня, написанная Алексеем Цветковым-младшим в начале 1990-х годов.
* * *
На самом деле Овсея Дриза звали Иешуа, но поскольку поэта по имени Иисус в советской литературе быть не могло, то публикации идишских оригиналов он подписывал уменьшительным Шике Дриз, а русских переводов — Овсей.
Иешуа Дриз говорит, что в Хеломе жить нельзя.
Иешуа Дриз говорит, что в Хеломе жить нельзя.
Нет, всё правда дико смешно,
стоит лишь раз посмотреть в окно,
но при следующем взгляде начинают болеть глаза.
Как настала зима, местечковый дурак сбежал.
По чистому снегу, язык показав, бежал.
Между двух поездов посреди степи
сам себе говорит «Идиот, не спи!»
и строит вокруг ситуацию, как вокзал.
Я сижу в печи из ледяных кирпичей.
Возмущаюсь, но знаю, что нет здесь вины ничьей.
Анекдот бородатый сидит в кипе,
объясняет мне, как пройти КПП
и найти за ним тех, кто любит погорячей.
31.05.2016
* * *
Все камни,
которые ты метнул в воду
с разных береговых линий Земли, —
с еле слышимым всплеском
вернутся в воздух
и зависнут в нём, покачиваясь,
через двадцать лет
после того,
как ты от них отвернулся.
Не возвращайся на место.
Не проверяй.
Не сработает.
19.06.2016
* * *
Б.И. Иванов
в своей «Истории “Клуба-81”»
вспоминает,
как гэбэшные кураторы, скрепя сердце,
разрешали членам клуба, представителям
несоюзной неподцензурной литературы г. Ленинграда,
выступать с чтением стихов
на различных площадках
и даже в Ленинградском отделении Союза писателей,
но с одним условием:
чтобы в прочитанных сочинениях не было
антисоветчины
религии
и порнографии.
Антисоветчины — это теперь опять понятно без разъяснений,
религии — то есть мало-мальски серьезного отношения к вере,
даже, думаю, атеистического,
и порнографии,
то есть любых заметных намеков на эротику.
Савва лют на порнографию,
давно сказано.
(Он был евреем и в 1939 году очень удивлялся тому, что происходит,
но это уже другая история.)
У этих, из пятого управления,
анкета была чиста, как слеза младенца, которая спасет мир.
Чтобы не было, понимаешь, опять этих барынек и бар,
мечущихся между будуаром и молельней.
И вдруг я понял, чего я хочу.
Чтобы мои тексты, которые я пишу,
о чем бы они ни были,
какие бы лица и реалии в них ни упоминались,
всегда были бы одновременно
по самому своему устройству
антисоветчиной
религией
и порнографией.
И, как говорит по другому поводу
житель того же г. Ленинграда гр-н А. Сокуров,
нет у меня другой песни.
25.08.2016
Из дневника Данте Алигьери (1265–1321)
…И не забудь про меня.
Б. Окуджава
— Ты слишком хорошо устроился со своими представлениями о справедливости, — раздраженно сказала она. — Слишком успокоил свою совесть тем, что все расчислено без тебя. Откуда ты знаешь, кого Бог накажет, а кого нет? Почему ты считаешь, что люди, которых любишь, обязательно должны мучиться после смерти? И те, кого не любишь, тоже, — добавила она скороговоркой.
— Хорошо, — неуверенно сказал я, — а ты как предлагаешь?
— Ничего я предложить не могу, — она говорила уже не раздраженно, а скорее растерянно, — но как-то это несправедливо. Может быть, каждый получает после смерти то блаженство, о котором мечтает при жизни, которое задано, предвосхищено как цель всех его усилий? Саддам Хусейн вечно принимает парад на центральной площади Багдада и слушает, как танкисты, высунувшись из башен, потрясающе слаженным хором, просто-таки в один голос кричат “Духом, кровью — с тобою, о Саддам!”
— А Израиль он при этом не трогает?
— А Израиль не трогает. Потому что вокруг него есть только Багдад, и даже не весь, а только центральная площадь. И то не настоящая, а вторая, возможная. Гитлер вечно на самолете облетает Берлин, застроенный грандиозными сооружениями Шпеера — десятки триумфальных арок, стадион на полмиллиона чистокровных арийских зрителей… Инициатору “сталинобусов” товарищ Сталин вечно вручает в Георгиевском зале Кремля орден Трудового Красного Знамени и произносит тост за его долготерпение, а он, инициатор, отвечает в скромной, но с достоинством произносимой благодарственной речи, что не ожидал, что его заслуги будут оценены так высоко.
— А с хорошими людьми там у тебя как?
— По-разному. Януш Корчак наконец прошелся по всем спальням, убедился, что дети более или менее спят, и теперь пьет кофе с коржиком, зная, что потом часа два не сможет заснуть, и читает новую работу Фрейда. Эрих Мюзам играет с друзьями в футбол в самоуправляющейся анархистской коммуне где-нибудь в центральной Германии, а рядом с ним упорно бегает маленькая приблудная собачка, грязная, но очень веселая, и мешает бить по мячу: Мюзам заносит ногу, а она прыгает и все хочет ударить сама. Андрей Дмитриевич Сахаров в перерыве конференции по физике максимально высокого научного уровня говорит с кем-нибудь очень понимающим, не знаю, с Эйнштейном или Энрико Ферми, о только что придуманной ими теме, по своему положению промежуточной между физикой и философией. Ты же знаешь, самые интересные разговоры на конференциях происходят в кофе-брейках.
— А не надоест?
— В каком смысле?
— Саддама мне, как ты понимаешь, не жалко. Пусть вечно принимает парад. Но как быть с Сахаровым? Ведь самый умный и важный разговор рано или поздно надоедает. Человек от него устает. Разнообразие у тебя там как-нибудь не предусмотрено?
— Ты прав, — неуверенно сказала она. — Об этом надо бы еще подумать.
25–29.04.2012