Никита Левитский

формы леса

Подготовка публикации: Анна Глазова
Особенность стихов Никиты Левитского — в том, как изображения внешнего мира (иногда просто, иногда сложно структурированные) накладываются на образы тела, из-за чего при чтении возникает картина чувственного восприятия, открытого потоку ощущений. Из-за этого хочется назвать их записью непосредственного телесного бытия в мире, но такая характеристика будет не совсем правильной, поскольку само телесное восприятие выражено не в форме прямых описаний, а в форме сталкивающихся друг с другом образов: «корни перед отходом ко сну /ложатся на плечи // тепло в норе», — отход ко сну здесь отделяется от субъекта, чтобы образ корней, проникающих в нору, смог избавиться от буквальности и трансцендировать в ощущение погружения в сон. И аналогично происходит в обратном направлении, когда ощущение погружается в образ: «некоторые ощущения могут вырвать тебя корнями / в почву (вязкую, ломкую)», — ощущения изображаются не как пассивное восприятие субъекта, а, напротив, как действие мира на него, причём мира до определённой степени агрессивного (корни сами вырывают, утаскивают в почву — в противоположность обычному положению вещей, когда что-то вырывают из почвы с корнями). Эта зеркальная симметрия ощущений субъекта и власти мира над ним — «что-то / это — это. это / вот оно» — создаёт точку баланса, на которую и опирается говорящий, без этого говорения потерявший бы власть над своими ощущениями. Отсюда возникает своеобразие этих стихов: крайняя (в самом телесном существовании) зависимость от внешнего мира структурирует речь субъекта, а сам субъект, казалось бы, целиком воплощающийся в ощущениях, оказывается защищён от них — пусть проницаемой, но облекающей его — оболочкой текста.

катюше

The Flower

I think I grow tensions
like flowers
in a wood where
nobody goes.

Each wound is perfect,
encloses itself in a tiny
imperceptible blossom,
making pain.

Pain is a flower like that one,
like this one,
like that one,
like this one.

Robert Creeley

1

пристрастие прирастает к лесу
точками насекомых,
грибниц, ульев

улей натянут
как тёмная перепонка
в голове

идущего, бредущего
по радиусу
забытых часов

2

вокруг больше не собирается бедность
на лице и груди
синими венами

синие вены сползают
с лиц и грудей
слизевиками со сладким
гнилостным духом
свободы

3

в рудный день цехштейна
лёг папа легба
гинкго сосать

синие лучи моей молодости
похожи на трупные жилы

ты вытяни их своею
детской ладонью

4

корни перед отходом ко сну
ложатся на плечи

тепло в норе
между корнем и явью

и свет ее жёлтый

ветви тянутся из брошенной
раковины в глубину
позвонка

где прячется клятва
женщины

5

натяжение
в ступне, застрявшей
между корнями
издаёт звук, который
нельзя извлечь из
фортепьяно

но можно
из органа

6

под корнем задержка,
словно чучела снова
дышат,

но ты волнуешься, вдруг,
наконец, нора
серого кролика?

что-то не умрёт, что-то грызёт
и с п о д в о л ь … что-то
это — это. это
вот оно,

скоро-скоро смотри

7

тёмный
покинут

счастье —
шатун

8

ты в корень, как всегда
как утро
в сите сумерек
как вода упакована небом

9

в корне голос формы
говорит о ещё не свершённой форме
кино зека за веками
разряд тока там — корень

10

удобно спать
подогнув ногу под саксофон
пока он кричит, как росток

ты пьёшь мою белую нить из бокала
и говоришь: это пшеница

я — мул, глядящий в зеркало в дремучем лесу

11

кость крутится
на исповеди
освещённой луной

если она бросит тень,
ты поймаешь сон

12

засыпая боюсь вспомнить лес
в котором вырос маугли
в нём не дышат

13

паттерны не говорят с лесом
дают ему потрогать себя
он разрешает им пялиться
я вскрикиваю под нитью

только та знала,
что лабиринт ткётся по нити

14

тот, кто входит в дверь, отравы не ищет
но тот кто заходит в лес!…

15

с приходом тепла
крупицы сна
закалённые льдом крупнеют
на крупе коровы

денники — те горы,
эти горы, те горы —
наполняются паттернами

травы, напуганные тенью,
растут вниз

16

много общего у леса и витража

перекрестья,

мнимая прозрачность
и глубина

ты помнишь, как была видна перед лесом — все твои внутренности?

мужчины тащат белые перед рассветом
лес повторяет движения неба,

то есть формы…
красный ведёт миражи.

17

сила случая:
колебания дождя
от лапины до туи

прозрачный конский каштан
белое дерево мамонта расщепляется нежно
как варёное куриное бедрышко

тсуга и гикори
какие-то да, а какие-то — нет.

меньше граба
и больше хмелеграба

пыльцой управляют окаменелости
зерна
я сложил во флакон

лапина крылоподобная
лёд ведет к вокзалу

18

ресковых колышется
откуда ты взялся?

из моего жира,
что я откладывал,
как могущественный морж

не ради холода, а ради
твоего появления

из белой тьмы сеппуку

19

ты продолжаешь боль
от чёрного дерева к
дереву мускульному

огонь солнца слишком далеко
а огни светлячков слишком глубоко,
чтобы испугать твою боль
тянущуюся,
пока проявляются фигуры
в темноте

20

некоторые ощущения могут вырвать тебя корнями
в почву (вязкую, ломкую)

два прядильщика
с двух сторон звука
полные зависти
друг к другу

один все смеётся, другой
хмурится

вот это любовь!

21

рассказажи сон кассиру
и он выделит свой секрет
по которому ты продолжишь путь
желания ли, отчуждения

я дышал на тебя распахнутым ртом
зажимая твой рот или
перекрывая глаза пятернёй

я растил лес вкруг тебя
чтобы ты, дикое озеро,
оставалась безлюдной

Никита Левитский