* * *
on future friendships
и часть того, что, запинаясь, прочтёт этот человек,
будет иметь металлический блеск перевода
и поставит перед ним пустую чашу.
вызверись, болото. пораскинь миелиновым сфагном.
он прочтёт, запинаясь,
ополыненные холмы, среды льда, руки люси,
колонии одиночных пчёл, трансламеллы зигорибатул,
флаги акульих яиц и мгновенье белки-летяги.
и часть того, что, запинаясь, прочтёт этот человек,
будет написано на казёнщине и поставит
перед ним пустоту. зарастающую, лишённую ключей. вчерашнюю.
позавчерашнюю, насекомоядного оскала. и тогда он
прочтёт о тебе.
* * *
неуклюжесть обращена
в камуфляж горного русла
неразменной комнаты
в её холодеющие отключенные породы
нет равновесия но уже известно
куда падать не больно
в этот чат кину ссылок на марко бисли
в другой фотографии
но хочу положить своды одуванчика
рябь поцелуй и мяч пера вороны
удар-запах эвкалипта после дождя
нытьё ног нытьё плеч одностороннюю мозоль
перевозбуждение сна
а пора
найти твёрдое здесь
найти твёрдое здесь
* * *
в разнострогости общих отчуждений есть своя ритмика, до того, что
прогулка вдоль обрыва у музея истории предстаёт вторжением хрупкой
конной силы. так обрыв далеко этому человеку.
но и застать грозу в лесу, суецветный порыв подышать, непростая
задача, с доксициклиновым продолжением, заслоняющим разбитые
запахи диких груш.
лежу, кипячу отчуждение кровью, знаю, что другой человек лишён
другого и греет ещё нежную кровь.
* * *
полагаю, можно было бы подсчитать
сколько случайных знакомств
не произошло с нами,
удвоить это среднее до числа улыбок,
сравнить с оставленными значками.
невидимые люди получат их под словами.
и вот один, не говоря ни слова,
ложится под слова, и твои слова тоже,
и тебе разрешают его увидеть
и мёртвым, и небритым, и нерождённым.
* * *
снилась комната, сизостью и
гуашами душистых горошков,
негордой виниловой пластинкой,
растрёпанными причёсками,
молчанием в висящую куртку,
меркнущей сиренью внутри.
* * *
раз он сдал рюкзак вторсырья у Контракта,
где на стене у ног приёмщицы
красивый такой плакат,
лабрадоритовых переливов, с неочевидной красоткой,
выпоротый чёрной грязью, тонкими, тонкими струйками грязи так, что
кудри женщины и деревьев отчасти пухнут вперёд.
а остаться там он не смог.
где-то за шлагбаумом
пасмурная железнодорожная ряска
кормит шпалы-мальков.
там он тоже не смог остаться.
* * *
никто не знал, что мы зёрна;
вспахав этот город, никто не знал, что посеял;
в глубине интернета сели мы и заплакали,
вылепили голоса себе из неразвитых тканей.
и теперь я могу называть чувства только своими,
зная, что злаком выйду со злом знакомым,
и скажу здравствуй
совершенно другому камбию,
совершенно не моему другу.
будешь ли мне плотью плотной,
плотью какой время было.
буду тебе западом, скажет не друг,
разделим воду, зашипим друг на друга грибами,
а плоть плотную ищи, пока ей не станешь.
никто не знал, что мы зёрна, когда заливал нас бензином.
никто не знал, что мы зёрна, когда закапывал рядом
белку подросткового визга,
но теперь мы можем сказать здравствуй
наиболее нам чужому.
* * *
обери мне сизые верфи ежевики
и идём искать сумерки в каждом шаге.
а когда вернемся в лестничную овсянку
в порохе прыжков кобылок в цикорий,
обери мне сизые верфи ежевики,
освежёванные паруса их опережая.
* * *
о чём будет речь:
о постоянно подтягиваемом здоровом прошлом,
жить бы его наотмашь, как не жили;
о женщине, несущей плод в рогах;
не верь мне, чтобы можно было сказать: мне страшно;
вещие сны остановились над опустевшим сараем,
ощенячив пылью старый телефон;
клочья халата повисли над городом,
собака перестала не узнавать случайных прохожих
и свет прыгает в борщ макулатуры, отданной добровольно,
как часть марволо риддла, не верь мне,
чтобы можно было сказать: оно вернулось, это только что здоровье,
которым ярлычим себя за неимением экспресс-тестов
или против них;
это междускотствие женщин и льдов;
может быть, она вынесла нас в рогах, но это не точно,
вдали от шиповника, высаженного моим оппонентом,
вдали от какого-либо сейчас, о котором
и речи быть не может.
* * *
мне снится деловая ездовая свинья,
разрешающая пожать ей копыто,
позволь уважить её и в этом письме тоже;
мне снится невыполнение обещания —
и я просыпаюсь, сшибая веки;
я хочу принести тебе пионы,
тающие восстающие пионы
оттуда, где мир раскачивается
и падает, и не падает,
и где каждый — не более чем древко нежности,
всего лишь ржавый гвоздь в отлетевшей планке.
* * *
что же делать с покоем —
со спевшимися медведками у разрытых корней; у
разрываемых корней;
с отощающими врезками толпы у твоих плеч;
с туманом и тварями покоя
у самых корней.