Избранные стихотворения из сборника «В пути встречаемся, в пути расстаёмся» / مشاة نلتقي مشاة نفترق. Copyright (c) Almutawassit Books, Italy, 2016.
Одинокие улицы
Улица 5
Твоя кожа нам понадобится, чтобы исцелить истерзанную землю.
Оставайся золотистой, как пшеница,
На случай большого голода.
Улица 6
С улицы в окно струится запах дождя,
И через то же окно запах дождя струится из дома в улицу:
Дождя от дыхания спящих этой ночью,
Дождя их лиц,
Дождя этой страшной темноты,
Дождя от лая пса, выросшего до размеров
Пропасти, образованной ужасом за дверью;
Могучий аромат дождя —
Это стыд небес перед творящейся резнёй.
Улица 7
(Призрак командира):
Растерзайте её груди,
Проделайте в них тысячу дыр
И отправьте фотографию
Её братьям-героям.
(Призраки солдат):
Но, господин, как же мертвецы
Увидят фото мертвецов?
(Призрак командира):
Напечатайте фото на их надгробиях.
Улица 16
Он каждый день теряет свой компас,
Стоит ему заметить, что в конце дороги нет горы.
Очень скоро
Он вспоминает, что покинул тот город,
Где каждая улица заканчивается горой.
Потеряв компас,
Он понимает: человек, потерявший гору,
Вернётся другим.
Для него это проклятие:
Те, что потеряли горы,
Живут только их миражами.
Улица 31
Он идёт
Не потому, что принадлежит к партии идущих,
Или является проповедником религии ходьбы;
Всюду блокпосты,
Комендантский час,
Ему сломали ноги,
Но он идёт, чтобы у него не украли идею ходьбы.
[Прим. пер.: Слово «партия» употребляется здесь в религиозном смысле — в том же, в котором оно встречается в Коране («партия Аллаха»). Соответствующие коранические фразы дали имя террористической организации «Хезболла».]
Улица 33
Изгнание для тебя — это родина для других.
Вся Земля —
Сплошные разнообразные места ссылок,
И счастье на ней ведают только странники.
Улица 35
Теперь я боюсь красавиц больше, чем блокпостов,
Больше боеголовок и самолётов:
Красота — это кошмар,
Красота вызывает во мне только печаль.
Не говори мне о женщине,
Не говори, мол, губы её словно персики,
Груди — церковные колокола,
А талия тоньше плача:
Я вижу только её труп.
Чужие письма
Письмо 2
Мне снилось, что я состою в вооружённых силах:
На мне простой мундир,
Я иду в хвосте длинной колонны,
Не зная её начала *
Мы находились в одном переулке,
Но не таком, какой он есть,
Каким мы его знаем,
А в таком, каким он был, когда был диким лугом,
А посередине блестело озеро.
Теперь озера нет, но я верю, что оно было —
Я верю снам, которые отказываются от
Простейших методов тех первых дней творения,
Когда мифы, история и география соперничали.
Значит… у переулка воспоминания озера.
Значит… теперь с нами то же самое, что вчера было с рыбами.
Те, кого нет — тем, кого нет
Ушедшие 2
Твои глаза всё так же ласковы, словно дом в деревне?
Волосы такие же жёсткие,
И, стоит солнцу на них упасть, кажется, будто они в пыли?
Ты по-прежнему набожен, словно Аллах лично обещал сделать тебя пророком?
Что с тобой сделали?
Скажи,
Помоги воображению тебя увидеть.
Ушедшие 4
Каждый взгляд каждого человека — око.
Значит,
У нас миллион глаз,
Которые следуют за ускользающими тенями
И крошечными воспоминаниями.
Миллион глаз —
И всё ради того, чтобы мы ослепли.
Ушедшие 5
Его единственное фото старое,
Как и зима, когда его сделали
И когда он носил то пальто.
Каждый раз, разглядывая семейные фото,
Его мама переодевала сына согласно сезону —
Погибшие страдают от жаркой погоды даже в альбоме.
Ушедшие 11
Я рисовал его, но тут вспомнил, что у меня нет лица.
Я — последний эгоист:
Хочу вернуть себе лицо, ведь,
Когда их забрали, они, в свою очередь, забрали наши лица.
Однако для подлинной справедливости
Необходимо нас полностью уравнять:
Разбить мне рот
И выколоть глаза;
Только тогда
Мы отправимся, рука об руку,
Туда, где должны быть —
В Нездешнее.
Ушедшие 15
Ничто не изменилось, брат поэт —
Просто миру надоела
Туманность твоей поэзии,
Когда стало ясно:
В зелёных деревушках деревья стали виселицами,
Поля — тюрьмой,
Добрые крестьяне — головорезами
Да бандитами,
В пригородах плодятся террористы-смертники,
А на заводах, где они работали,
Теперь производят оружие.
Ничто не изменилось, брат поэт,
Просто республика, которую ты воспевал,
Пала в религиозной войне,
Которую ведут кяфиры —
И страну нашу не строили с таким энтузиазмом,
С которым они жрут своим ложным, кровавым богам.
Ты скажешь: республику украли,
Разбив мечту о независимости;
Нам, твоим ученикам-детишкам,
Ты завещаешь из своей могилы, роскошной, словно дворец,
Писать элегии
И обличать воров.
Всю жизнь прожив в гробу, ты не подозреваешь,
Что это мы воздевали флаги республики,
Когда должны были играть в детские игры.
Это мы призвали сами себя в армию республики,
Чтобы в юности состариться в унижении.
Мы первые её разнесём,
А ворам скажем:
Да забирайте!
Не нужна,
Не нужна нам республика,
Построенная поэтами и шпиками.
[Ср. это стихотворение с тем, что Раэд говорит о «поэзии в’идения» в своём эссе «Особый путь сирийской поэзии» (разделы о 60-х, 90-х и раздел «Создание культурной среды в Сирии».]
Ушедшие 19
Нас — тех, кого нет —
Предшественники быстро научили
Не оставлять следов,
А мы научим тех, кто будет после,
Не рождаться.
Ушедшие 20
Белые голубки стали такими,
Только когда излечились от страстей.
Изначально-то они чёрные,
Но каждый раз, когда голубки кого-то теряли,
Они летели за ним;
Однако не знали — у Нездешнего такая сила,
Что скорость ушедшего преумножается,
Оттого чернота по чуть-чуть, понемногу,
Опадала с их перьев.
А потом голубки, белые-белые, возвращаются,
И садятся на крыши, целые и невредимые,
И нет им ни до кого дела.
Некоторые голубки — пёстрые,
Но скоро умрёт последний, кто им дорог,
И белизна поглотит всё — вот и исцеление.
Люди на войне
Ходят по набережной:
Ходят день и ночь;
Перед войной
Муниципалитет закрыл набережную
И написал: «Ремонтные работы».
Не зная, ходят день и ночь
Через ремонтные работы по набережной.
Дети:
Им всё равно,
Главное — идти
В праздничных одеждах
Куда угодно —
Пускай даже к Богу.
Прекрасные девушки:
Одного сияния их глаз
Достаточно, чтобы понять: о небо,
Ты так завидовало, что изобрело молнию,
А когда наступило лето,
Прислало ещё и ракеты.
Мать:
Я так боялась за своих детей,
Что забеременела.
Скучающий мужчина:
Спасибо вам, пули! Спасибо, пушки! Спасибо войне!
Наконец-то! Наконец-то
Комары спрятались!
Женщина и её поэт
Когда я говорю сама с собой, тебя тут же тянет писать,
И ты идёшь к своим бумагам,
Как сомнамбула.
Если ты не знаешь, мне от тебя нужен танец,
А эта бомбардировка —
Просто ритм для него… просто ритм для него.
Соседский сын:
…выбросил её с балкона
И сказал вслед:
«Постель, хранящая твой аромат, теперь принадлежит новым беженцам».
Солдат, который бежит с истекающей кровью дочерью на руках:
Он бросил оружие,
Забыл про увольнительную,
Побежал, рыдая,
Вернулся без неё
И сказал жене:
«Кожа её подобна атласу… а руки, всё, что внутри — порох».