Влад Гагин

любовная лирика

Подготовка публикации: Галина Рымбу

*

думал, от этого можно избавиться

но от этого нельзя избавиться

кот следит за движением птицы

от этого нельзя избавиться, то есть

я буду страдать внутри процедуры

внутри процедуры скорби я буду страдать, кот

следит за движением птицы

больше не смеюсь над ним — есть

только работа внутри процедуры

«больше не покупаю мертвых животных» —

это простые слова

голова философа валится с постамента

танцы в инстаграме

вторжение

Ты все видел. Ты все видел и молчал. Вот оно что. Мы выбрали политику обходных путей. Несколько зеленых пространств, соединенных чем-нибудь вроде. Медленное движение. Люди в белых защитных комбинезонах. Квакеры рыдают или, может, смеются. Нет, скорее готовятся к очередному сезону. Теннисный матч транслируется по телеку. Звук газонокосилки заглушает удары мяча и крики спортсменов. Два полудурка за твоей спиной обсуждают рекламный слоган. Какие-то ряженные с нагайками… Нет, померещилось. Солнце печет, твою мать. Руки все в заусенцах, рубцах, кожа местами разъедена. Я боюсь нажать на кнопку «сохранить», вот оно что. Видеокассета выпадает как бы из воздуха. Ты знаешь, что там: сцена убийства, наложенная на советский мультик. Том и Джерри. Это американский мультик. Порно 60-х, кадры войны, детская хроника, пес бежит по зеленой траве, уже было. Движение очень медленное. Однако оно неотвратимо, типа того. Многое случается в эту секунду! Не поспоришь. В зарослях странных растений сбоку кружит микроскопический дрон. Сложно поверить, почти смешно. Так или иначе — пир. Все празднуют, даже те переливающиеся сферы словно воодушевились. А его вялый мозг… одни и те же сюжеты прокручивает, наблюдаю. Смотрю из-за баннера, растянутого здесь по ошибке. Мужчина не замечает моего взгляда, он в углублении. Находится там. Его мысли подчинены двум параллельным процессам, происходящим прямо сейчас, на наших глазах. Он думает: «Желание слишком легко ускользает; я слышу, как оно расслаивается; прозрачные ленты, бывшие алым биением секунду назад, шелестят на ветру. Хотя скорее что-то вторгается: сиреневый мальчик заползает внутрь шахты. У него в руках листовки. Стачка против простых решений! Вот что они называют пиром». И так далее, такие мысли в голове мужчины. Бла-бла-бла. В это время люди в защитных костюмах приближаются к тетке с чистящим средством в руках. В это время кто-то беспокоится о судьбе русской классики. О Томе и Джерри. Дрон натыкается на стебелек в это время. Бесцветный огонь, как сообщают по громкоговорителю, поглотил уже несколько метров в начале зала. Это еще одна карта. Здесь нет спасительного туннеля, здесь, твою мать, очень душно. Пир. Счастливое животное в углублении. Теннис.

*

балконы, сокрытия, помещения — интересно
амазонка на чердаке в окситоциновых петлях
как попасть в стихотворение влада гагина
разговор ранним утром —
там, где запрещено гулять, но возможно
перемещаться между рядами строений с определенной
целью — разговор о
связи политик освобождения
с бенатаровской чернотой — вот пароль
заходите, но здесь нечего делать
только перераспределять внимание
дерево с qr-кодом внутри
на упаковке сока
куда отсылает
это не петли — прутья решетки тюремной
это не петли — редкие кадры любви
противоречия усиливались
мир накрывает волной
бред за порогом квартиры
помню, как ты, может быть, сказала:
«мне придется пройти через многое»

*

с кем поделиться

ликованием ночным, уже скорее

утренним, пишу в любых документах, уже

любым шрифтом, не выключая музыку, еще

длится боль — оборачиваюсь, как всегда, но уже

способен скручивать опыт в по(д)зорную трубку,

быстро отчитываться в местах,

где еще 7 объектов рассмотрения ждут, но уже

нет до них дела, как не было никогда

(продолжаю при этом смотреть на себя, тупо

улыбаясь фразе в середине статьи —

«эпифания под косяком»; ну, что поделать,

упустили друг друга; мы

упустили друг друга),

нужно выключить музыку, немного подумать

о «срезах» внутри метафоры,

длящихся линиях боли,

о возможности ликования

*

дрочу на какой-то глитч
на распадающиеся кадры, авангардное искусство,
пишу об этом совершенно без злобы,
не то что раньше
типа если это единственная возможность
приблизиться к другому — окей
смотрю на твой распадающийся силуэт
как на прозрачное дерево
типа спасибо просто за то, что ты есть
в углу виртуального сада,
как всегда, разговор о несложных вещах
их не схватит аполитичный шаман, путешествующий
из слоя в слой, поскольку
прерывается стрим, ну да
мы тоже ведем трансляции время от времени,
не о мышлении птиц, скорее
о новых записях в документе «тело»
(след настоящего
онтологического освобождения,
возможности перекодировки,
все в таком роде)
кажется, что уже
не так важно, состоялась ли встреча
впрочем, она состоялась

*

вообще много чего снится
поглощающий внимание без остатка
многостраничный текст в невиданных формах
друзья, я не могу с вами видеться,
пока зеленые размытые комья высказываемого,
геометрически невообразимая архитектоника, не
докрутят меня до предела; снится
бывшая, ее грудь в гематомах,
странно, но я знаю, в какие системы
родства проваливается бредовый сигнал
удаленная переписка о фигуре
шизофреника — помнишь, нам тогда удалось
ухватить ускользание; пруд и деревья —
пейзаж коллапсирует исподволь, словно спокойные жесты
пафос бедности, риторики сложный узор
дар двоится школьной ужимкой
красота баскетбола, но и системы селекции
менеджмент, студенческие лиги
отбор в NBA не соответствует ритму игры
ты продаешь движения, мой мальчик,
способность удерживать всякое
система съедается системой, возможно,
это и есть пейзажная лирика или
еще одно стихотворение о любви

письмо

Есть письмо, а есть ощущение нехватки. Вот первое, что я написал, подумав о возможности такого рода письма. Есть ощущение нехватки, связанное с возможностью такого рода письма. Такого рода письмо — это письмо изнутри нехватки, представленной в виде глухого тоннеля, какие порой встречаются в фильмах. Тоннели — это тревога, выражающая себя. Нехватка политизации письма внутри письма изнутри нехватки. Политизация здесь возможна только как суд над самим собой. Все, о чем можно написать изнутри нехватки, будет не совсем точно. Это ощущение легко получается связать с чем угодно — с геометрией светотени, к примеру, в тех районах памяти, куда лучше не заходить, — но связь, демонстрируемая пишущим изнутри нехватки в качестве ее причины, почти всегда ошибочна. Тело — то, с чем связано большинство ошибок. Тело другого невозможно вспомнить. Вспомнить получается разве что перекресток привычных линий: пересечение власти, может, чего-то, помимо власти. Политизировать нехватку требуется с помощью письма изнутри нехватки. Такого рода работа заключается, кажется, в простом созерцании прозрачного дерева, уже давно растущего там, где случилась и до сих пор случается внутренняя война; такого рода работа заключается в простом взгляде поверх насилия быть. Это письмо непристойно, как письмо к отцу. Кроме того, пишущий почти всегда ошибается, связывая одно с другим. О чем бы ни говорилось здесь — хоть о тюремных решетках, отделяющих меня от тебя и одновременно связывающих меня с тобой, хоть о святости, оборачивающейся репрессией всякого грешника, таскающего груз вины на своем горбу до конца времен, да хоть бы и о безумии, которое мы называем другой стороной институционального на растянутой лентой Мебиуса повседневности — помните: никаких литературных открытий. Помните: работа внутри письма изнутри нехватки заключается в простом взгляде поверх насилия быть.


*

главное, тебе нравится то, как я проявляюсь в реальность

прохожу мимо коробок, вещей, обмотанных чем-то —
люди съезжают либо наоборот; между рядами предметов
мельтешение детей вижу как бы в замедленной съемке
что за фразу они повторяют?
«домашний агент, домашний агент!»

тебе нравится, может, как я танцую
связка из пары движений —
я ускользаю,
отбрасывая многое
тебе нравится, что я способен на это

тебе не нравится, когда я возвращаюсь
в комнату, уже разобранную
это происходит, если я начинаю
говорить о своем безразличии
«мне похуй на тебя!» — и контуры
вещей выстраиваются опять
проступают через сны, через все

но когда ищу глазами твое лицо
среди толпящихся у суда,
ты приходишь в негодование
ты внутри трагедии
ты забываешь о том, как работает память
ненадолго ты забываешь обо мне

ты любишь стихи
и я мучаю тебя тем, что использую
опыт как материал
даже сейчас я ни к кому конкретно не обращаюсь
я не говорю о тебе даже сейчас

но ты знаешь, что я чуть чаще,
чем другие мальчишки, смотрю через эту решетку

желание — сплошная вода
нельзя ничего схватить
нельзя дышать

наиболее ясно вижу тебя сквозь потоки мутной воды

я знаю о существовании боли

я никогда не хотел причинить тебе боль

мы — очень трогательные, мы зажаты
внутри повторяющихся структур

помню несколько твоих реплик, несколько летних дней

помню сюжеты спасения

Влад Гагин

Родился в Уфе, живет в Санкт-Петербурге, закончил филфак СПбГУ. Стихотворения публиковались в журналах «Новое литературное обозрение», «L5», «Цирк «Олимп»», «Двоеточие», «Артикуляция», «Сноб» и др. Один из редакторов проекта Stenograme. Входил в лонг-лист (2016) и шорт-лист (2019) премии Аркадия Драгомощенко. Участник семинара «Красное знание», посвященного забытым, но реактуализируемым авторам, современным гуманитарным теориям и осмыслению положения прекарного поэта и исследователя сегодня.