СМЕХ СФИНКСА
Смех сфинкса
заставил мои глаза кровоточить
Кровь из моих глаз
хлынула на эту древнюю карту
песков
Как бы я ни был смешон
меня часто влекли
такие земли
зыблющиеся океаны безмолвия
и далекое таинственное зарево
горящих лавок и полыхающих свитков
за которым следят речные птицы и животные в митрах
скорбные писцы и ученые с печалью в глазах
всезнающие ибисы
и в воздухе пылью забитом
смех сфинкса
нескончаемо задающий загадки, нескончаемо вибрирующий,
спускающий с цепи затопляющий кровоток
БЕЗ НАЗВАНИЯ
(27 VII 2012)
Вестник прошел мимо меня
(было 23.41),
и я подумал:
хотел бы я быть таким же неистовым
и настоящим, как Сонни Роллинз
в те ночи на поющем мосту,
хотел бы грызть поющие кости
в Шарлевиле и Риме,
хотел бы покоя пламени,
покоя отцеубийцы,
вечного паромщика
слепого к родственным берегам реки.
Вестник прошел мимо меня
(было 23.43).
Я вымыл последние тарелки,
вгляделся в свои изменившиеся глаза
в треснувшем стекле,
подружился с молью
в крапинках золота,
разорвал кое-какие страницы в клочья.
Вестник прошел мимо меня
(было 23.51).
Я смотрел, как дождь
просачивается сквозь крышу,
считал капли,
думая о Ли Бо.
Вестник прошел сквозь меня
(было 23.58),
прошел по водам
теплеющего мира,
прошел по карнизам, сквозь стены,
сквозь страницы этого дома,
и я понял, что скоро мне предстоит превращение
в диорит или окаменелую птицу.
ПОЧЕСТИ
(О.М.)
Чти
яд
миндаля
БЕЗ НАЗВАНИЯ
(15 VIII 2013)
Умирая
ты стал
просвечивающим
как тонкостенный фарфор
и твоя душа полетела
сквозь пространство и время
как душам
и надлежит всегда поступать
ХРАМ
(Гонконг)
Статуи
бодхисатв
превзошли нас числом
на подъеме
к просветлению
ADDENDUM
Что говорить, теперь мы знаем – или знали всегда, – существует огромное множество миров за пределами, рядом или внутри Евклидова, слишком огромное, чтобы их можно было измерить или назвать. Например, есть мир Немой Королевы, чьи подданные никогда не должны говорить, дабы она не обнаружила свой изъян. И параллельный мир безмолвия, хорошо известный поэтам, где лишь пространство между словами обладает значением, а сами слова пусты, они не больше, чем звуки, разносящиеся эхом в неподвижном воздухе. А в другом мире, еще одном, нет настоящего, только прошлое. Мы суть то, что было. Мы любили, занимались любовью, пели, сочиняли новые песни, мы танцевали в телах, которые были нашими, смеялись, вели бессмысленные войны, мародерствовали, упиваясь при этом торжеством, вглядывались в поток, который был, в город на холме, сверкающий город, который был – там, где «есть» больше нет.
РЕСПУБЛИКА
Они мычат, эти бессловесные
порождения карусели,
эти драконы, кентавры,
единороги и звери морские,
и всегдашние лошади,
в яблоках, бело-полосатые, беспримесно белые.
Их бельма озарены
тем, что они не могут видеть,
озарены мыслями,
которые они не могут думать.
Они не могут думать
о крутящемся мире,
в котором вращаются.
Не могут слышать
музыку, в такт которой кружат,
музыку, льющуюся из труб
сиплой каллиопы,
чьи мелодии ветер сгибает
в полутона
непредумышленного мира.
И дети, дикие
дети в раже
визжат от удовольствия
и от страха
медленно входящего знания,
что звери пожрут их.
ПОСЛЕ
И писать стихи
под серпом луны
это варварство
И выводить стихи
на теле возлюбленной
это варварство
И писать стихи
посреди останков
посреди бренных останков
ураган истории – это варварство
И читать стихи
Читать
в то время как книга горит
и войти в Бумажный Дом
в то время как улицы объяты огнем
Войти в Бумажный Дом
погруженный в молчание
И услышать пение
должны ли мы назвать это пением
тотчас же смолкшим
цикад
в иссушающем пекле
когда пригубить
влагу возлюбленной
это варварство
И очутиться
в сумрачном лесу
блуждать
в сумрачном лесу
смотреть
и начать
прощаться
начать
и остаться
задержаться здесь
посреди
Palmer M. The Laughter of the Sphinx. New York: New Directions Book, 2016.